Неточные совпадения
Потом уже
оказалось, что весь Переяславский курень, расположившийся перед боковыми городскими
воротами, был пьян мертвецки; стало быть, дивиться нечего, что половина была перебита, а другая перевязана прежде, чем все могли узнать, в чем дело.
Он рассказал до последней черты весь процесс убийства: разъяснил тайну заклада(деревянной дощечки с металлическою полоской), который
оказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о том, как взял у убитой ключи, описал эти ключи, описал укладку и чем она была наполнена; даже исчислил некоторые из отдельных предметов, лежавших в ней; разъяснил загадку об убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а за ним студент, передав все, что они между собой говорили; как он, преступник, сбежал потом с лестницы и слышал визг Миколки и Митьки; как он спрятался в пустой квартире, пришел домой, и в заключение указал камень во дворе, на Вознесенском проспекте, под
воротами, под которым найдены были вещи и кошелек.
Возвратясь домой, он увидал у
ворот полицейского, на крыльце дома — другого;
оказалось, что полиция желала арестовать Инокова, но доктор воспротивился этому; сейчас приедут полицейский врач и судебный следователь для проверки показаний доктора и допроса Инокова, буде он
окажется в силах дать показание по обвинению его «в нанесении тяжких увечий, последствием коих была смерть».
Барин делает полуоборот, чтоб снова стать на молитву, как взор его встречает жену старшего садовника, которая выходит из садовых
ворот. Руки у нее заложены под фартук: значит, наверное, что-нибудь несет. Барин уж готов испустить крик, но садовница вовремя заметила его в окне и высвобождает руки из-под фартука;
оказывается, что они пусты.
Вот выбежала из
ворот, без шубки, в сером платочке на голове, в крахмальном передничке, быстроногая горничная: хотела перебежать через дорогу, испугалась тройки, повернулась к ней, ахнула и вдруг
оказалась вся в свету: краснощекая, веселая, с блестящими синими глазами, сияющими озорной улыбкой.
— Не замедлю-с, — повторил Тулузов и действительно не замедлил: через два же дня он лично привез объяснение частному приставу, а вместе с этим Савелий Власьев привел и приисканных им трех свидетелей, которые действительно
оказались все людьми пожилыми и по платью своему имели довольно приличный вид, но физиономии у всех были весьма странные: старейший из них, видимо, бывший чиновник, так как на груди его красовалась пряжка за тридцатипятилетнюю беспорочную службу, отличался необыкновенно загорелым, сморщенным и лупившимся лицом; происходило это, вероятно, оттого, что он целые дни стоял у Иверских
ворот в ожидании клиентов, с которыми и проделывал маленькие делишки; другой, более молодой и, вероятно, очень опытный в даче всякого рода свидетельских показаний, держал себя с некоторым апломбом; но жалчее обоих своих товарищей был по своей наружности отставной поручик.
Оказалось, что обиженный сторож донес на него полиции, которая дозналась, что он убийца, беглый каторжник, приходила за ним, когда его не было, и обещала еще прийти. Ему об этом шепнул сторож у
ворот…
Ни одной живой души не встретил, у
ворот не
оказалось сторожа, на улицах ни полицейского, ни извозчика.
К дьячихе так к дьячихе, Арефа не спорил. Только когда он проходил по улице Служней слободы, то чуть не был убит картечиной. Ватага пьяных мужиков бросилась с разным дрекольем к монастырским
воротам и была встречена картечью. Человек пять
оказалось убитых, а в том числе чуть не пострадал и Арефа. Все видели, что стрелял инок Гермоген, и озлобление против него росло с каждым часом.
Чувствуя себя в опасности пред этим человеком, она пошла наверх к дочери, но Натальи не
оказалось там; взглянув в окно, она увидала дочь на дворе у
ворот, рядом с нею стоял Пётр. Баймакова быстро сбежала по лестнице и, стоя на крыльце, крикнула...
Даже Лукьяныча я никак не мог дозваться, хотя и слышал, что где-то недалеко кто-то зевает; потом
оказалось, что и он, по-своему, соблюдал праздничный обряд, то есть сидел, пока светло, за
воротами на лавке и смотрел, как пьяные, проходившие мимо усадьбы, теряли равновесие, падали и барахтались в грязи посередь дороги.
— Вот, полюбуйся!.. — иронически заметил генерал, тыкая палкой на прибитую над
воротами домовую вывеску. — У него, подлеца, и фамилия
оказалась.
Едва она успела это произнести, как у дверей передней громко затрещал звонок. Тина уже бежала туда стремглав, навстречу целой толпе детишек, улыбающихся, румяных с мороза, запушенных снегом и внесших за собою запах зимнего воздуха, крепкий и здоровый, как запах свежих яблоков.
Оказалось, что две большие семьи — Лыковых и Масловских — столкнулись случайно, одновременно подъехав к
воротам. Передняя сразу наполнилась говором, смехом, топотом ног и звонкими поцелуями.
Каково же поэтому было удивление монахов, когда однажды ночью в их
ворота постучался человек, который
оказался горожанином и самым обыкновенным грешником, любящим жизнь. Прежде чем попросить у настоятеля благословения и помолиться, этот человек потребовал вина и есть. На вопрос, как он попал из города в пустыню, он отвечал длинной охотничьей историей: пошел на охоту, выпил лишнее и заблудился. На предложение поступить в монахи и спасти свою душу он ответил улыбкой и словами: «Я вам не товарищ».
Оказалось, однако, что комиссар принял все меры предосторожности, и у
ворот дома стояли два полицейских сержанта в форме и два каких-то штатских господина, видимо, сыщики.
Ворота и калитка домика умершего владельца
оказались наглухо запертыми, ставни закрытыми, доступу к покойному не было.
В исходе третьего часа ночи Виомениль и Сальян приблизились к замковым
воротам. Перед тем выпал большой снег, и люди отряда имели на себе поверх платья ксендзовскую одежду, дабы не возбуждать внимания часовых. Невдалеке от
ворот находилось внизу замковой стены отверстие для стока нечистот, заделанное железной решеткой; решетка
оказалась, по условию, выломанной, часового при отверстии не было.
Оказывается, что протопоп, имевший двухэтажный дом, лег на окно, под которым были
ворота, и в них в эту минуту въехал воз с сеном, причем ему, от облепихи и от сна до одури, показалось, что это в него въехало. Невероятно, но, однако, так было: credo, quia absurdum. [Верю, потому что нелепо (Лат.)]